В Лондоне открылось место, которое ломает все привычные представления о музее. V&A East Storehouse — не просто филиал знаменитого Музея Виктории и Альберта, а совершенно новый культурный формат, объединивший хранилище, исследовательский центр и выставочную площадку в одном здании. И, главное — это не «музей про запас», а открытое пространство, где можно не только увидеть раритеты мировой культуры, но и по-настоящему с ними взаимодействовать.
Storehouse распахнул двери 31 мая 2025 года в Queen Elizabeth Olympic Park — том самом месте, где в 2012-м проходили Олимпийские игры. Здание занимает 16 000 м² на четырёх уровнях и разместилось в переосмысленном медиацентре Олимпиады, ныне известном как Here East. Над архитектурной трансформацией работало нью-йоркское бюро Diller Scofidio + Renfro (DS+R) — звёзды архитектурной сцены, среди проектов которых — The Shed в Нью-Йорке и расширение MoMA.
Работы над зданием длились несколько лет, и результат стоит того: вместо герметичного музейного корпуса — прозрачное, светлое, живое пространство, в котором важен не только объект, но и контекст, в котором он хранится, исследуется, используется.
Что внутри: от авангарда до поп-культуры
V&A East Storehouse — это музей, в котором не существует границы между экспозицией и исследованием. Это место, где можно увидеть, как реставрируют костюмы 1920-х, изучить оригинал чертежей Баухауза или заказать на просмотр афишу редкого спектакля. Здесь музейная жизнь не имитируется — она происходит прямо у вас на глазах.
The Weston Collections Hall at V&A East Storehouse, including over 100 mini curated displays on metal storage racking. Hufton + Crow for V&A
V&A East Storehouse — это более 250 000 предметов, 350 000 книг и 1 000 архивов. Коллекции охватывают моду, театр, графику, архитектуру, музыку, технологию, поп-культуру и даже гастрономический дизайн. Здесь можно встретить платья Александра Маккуина, архитектурные чертежи Фрэнка Ллойда Райта и редкие книги XVIII века.
Но главное — это не просто витрины. Благодаря услуге Order an Object любой посетитель может заранее «заказать» предмет из фондов и увидеть его вживую в зале просмотра. Это настоящий прорыв в музейной открытости: коллекция больше не «спрятана» от публики, как это принято в классических институциях.
Сердце Storehouse — Weston Collections Hall, вертикальное пространство высотой 20 метров с панорамным видом на все уровни хранилища. Здесь можно буквально почувствовать масштаб культурного наследия и ощутить, как время и стиль наслаиваются друг на друга.
Weston Collections Hall at V&A East Storehouse, opening 31 May 2025. David Parry/PA Media
Русский след: Пикассо, Дягилев и театральный занавес
Одной из самых завораживающих точек притяжения V&A East Storehouse стал театральный занавес к балету Le Train Bleu — постановке Сергея Дягилева 1924 года, вдохновлённой эстетикой Французской Ривьеры и светским отдыхом парижской богемы. Перед нами не просто экспонат, а подлинный артефакт культурной революции начала XX века. Грандиозное полотно — это увеличенная копия картины Пабло Пикассо «Две женщины, бегущие по пляжу», выполненная российским художником Александром Шервшидзе. Пикассо лично оценил мастерство трансформации живописи в сценографию и оставил на занавесе надпись: «Посвящается Дягилеву. Пикассо. 24». Размер — более 10 на 11 метров — делает его крупнейшим сценическим произведением художника, когда-либо представленным в музейном пространстве.
В июне 2025 года в зале Weston Collections Hall, под этим историческим занавесом, прошли специальные выступления English National Ballet. Балетная миниатюра, вдохновлённая оригинальной хореографией Брониславы Нижинской и эстетикой спортивной моды 1920-х, была переосмыслена хореографом Стиной Квагебёр и получила современные нотки — от музыки до адаптированных костюмов в духе Коко Шанель, выполненных из инновационных тканей. Это стало не просто данью истории, но настоящим диалогом с эпохой авангарда, где музейное пространство превратилось в сцену, а зрители — в свидетелей живого художественного действия.
Потолок XV века из испанского дворца — деревянная конструкция ручной резьбы, собранная здесь по частям.
Первая массовая кухня XX века, разработанная Маргарет Шютте-Лихоцки — мать всех современных кухонь, олицетворение функционализма и социального дизайна.
Потолок из Торрихоса, XV век, Испания. Впервые показан публике за последние три десятилетия. Источник: Monocle
В сентябре 2025 года здесь откроется David Bowie Centre for the Study of Performing Arts — обширный архив и выставочное пространство, посвящённое одному из самых влиятельных артистов XX века. Это будет дом для сценических костюмов, рукописей песен, дневников и видеозаписей, позволяющих заново прочитать историю британской музыкальной революции.
Вход в Storehouse бесплатный, работает он ежедневно с 10:00 до 18:00, по четвергам и субботам — до 22:00. И если вы хотите не просто посмотреть на искусство, но понять, как оно живёт, меняется, исследуется и сохраняется — это must-visit для любого, кто интересуется культурой.
Хочется сказать: мы привыкли, что музеи — это храмы. Но Storehouse — это мастерская. И именно в этом его сила.
Керамика, XIX век, Севр, Франция. Источник: MonocleСкульптура Вацлава Нижинского работы Уны Трубридж. Источник: MonocleКонсерватор Стефани Хауэлл регулирует нижнее кимоно, вернувшееся с выставки в V&A Dundee. Источник: Monocle
Inspired by ceremonial tents in South Asia … Marina Tabassum’s pavilion. Photograph: Guy Bell/Shutterstock
В Лондоне открылась 25-я юбилейная постройка проекта Serpentine Pavilion — и это, безусловно, одна из самых тонко прочувствованных за всю историю инициативы. В этом году приглашённым архитектором стала Марина Табассум — звезда южноазиатской архитектурной сцены, лауреатка Aga Khan Award, Soane Medal, Jameel Prize и фигурантка списка «100 самых влиятельных людей мира» по версии Time. Её павильон, получивший название A Capsule in Time, — не просто архитектурный жест, а глубоко философское высказывание об эфемерности, сопричастности и культурной памяти.
В отличие от многих предшествующих павильонов, зачастую экспериментирующих с формой ради визуального эффекта, Марина Табассум строит пространство как повод к диалогу. Четыре арочные деревянные конструкции, покрытые полупрозрачными панелями из поликарбоната, собираются в продолговатую капсулу, в центре которой — двор с посаженным гинкго, отсылающим к восточной философии и образу времени. Свет проникает внутрь, преломляясь в геометрии арок и создавая почти сакральную атмосферу. Эта архитектура работает на уровне ощущений: она дышит, фильтрует, смягчает.
Вдохновением для нее стали «shamiyana» — традиционные южноазиатские шатры, устанавливаемые для торжеств. В них архитектор увидела универсальный образ укрытия, создающего временное, но значимое пространство встречи. Именно эта идея — архитектура как способ собраться вместе — лежит в основе концепции A Capsule in Time.
Moving at imperceptible speed … the brown tinted roof of the pavilion. Photograph: Oliver Wainwright
Кинетика как жест гостеприимства
Одной из уникальных особенностей павильона стала его способность трансформироваться: одна из четырёх арочных секций подвижна и позволяет закрыть внутреннее пространство от погодных условий. Это решение продиктовано не столько технической смелостью, сколько вниманием к функциям павильона: здесь проходят лекции, мероприятия, перформансы. Павильон не демонстрирует мощь инженерной мысли, а тонко подстраивается под потребности человеческого взаимодействия.
Этот подход ярко контрастирует с соседней конструкцией Питера Кука — ярким, нарочито шутливым объектом, напоминающим скетч к корпоративному мероприятию. Такое соседство только подчёркивает зрелость и содержательность работы Табассум: её павильон не стремится развлечь, он приглашает к размышлению.
От экстренного жилья к архитектуре памяти
Для Марины Табассум проект в Лондоне — не просто приглашение на международную сцену (хотя она и без того на ней давно), а возможность выразить архитектурную позицию: ответственную, социальную, укоренённую. В её портфолио — модульные дома для жителей дельты Ганга, построенные из травы и бамбука, мечети без минаретов и мрамора, но с почти монастырской аскезой пространства. И даже этот временный павильон спроектирован с прицелом на «вторую жизнь» — как библиотека. Встроенные книжные полки, заполняемые томами по экологии Бангладеш, поэзии и культуре региона, уже ждут нового адреса.
Dreams of a library … Marina Tabassum. Photograph: Jill Mead/The Guardian
В этом смысле A Capsule in Time не просто постройка. Это этическое высказывание. Архитектура, которая не декларирует ценности, а проживает их вместе с пользователем. Строение, в котором можно — пусть и на короткое время — пережить ощущение общего пространства, где неважны различия.
Проект Serpentine Pavilion, запущенный в 2000 году, из года в год доказывал, что архитектура может быть лабораторией идей, не претендуя на монументальность. За четверть века на лужайке перед галереей вырастали и футуристические коконы, и землянки, и шатры. Но проект Табассум, возможно, впервые за долгое время возвращает павильону его изначальную миссию: быть точкой притяжения, пространством смыслов, а не просто инстаграммным фоном.
В «Капсуле времени» нет стремления поразить — но есть всё, чтобы запомниться.
…не только прогулки по Темзе и пикники в Гайд-парке. Летом город превращается в открытую сцену: театры под звёздами, архитектурные эксперименты, уличные концерты и выставки, которые становятся точками притяжения. Мы собрали лучшие события лета 2025, ради которых стоит купить билет в британскую столицу уже сегодня.
Театр под открытым небом Shakespeare’s Globe
Вряд ли можно найти более атмосферное место для свидания, чем легендарный театр «Глобус». Зрители сидят или стоят прямо внутри амфитеатра, под открытым небом, а сцена буквально окружена публикой. И этим летом здесь можно увидеть вечную классику — «Ромео и Джульетта» (до 2 августа), озорную комедию «Виндзорские насмешницы» (4 июля – 20 сентября) и мощную драму Артура Миллера «Суровое испытание» (до 12 июля). Бонус: 14 сентября состоится эксклюзивный показ «Сна в летнюю ночь».
На лужайке галереи Serpentine South в Кенсингтонских садах открылся кинетический павильон-бестселлер от звезды архитектуры Марины Табассум. Это не просто павильон — это живая архитектура, которая двигается, взаимодействует с солнцем, тенями и временем. Пространство задумано как место для тишины, размышлений и диалога с природой.
📍 Serpentine Pavilion, Kensington Gardens 🗓 6 июня – 26 октября 2025 🔗 Подробнее: serpentinegalleries.org
Летний театр в Regent’s Park
Если вы хотите поймать лето за хвост, отправляйтесь в театр под открытым небом в Риджентс-парке. Здесь и мюзикл «Shucked» (до 14 июня), и мощная постановка «Noughts and Crosses» (28 июня – 26 июля), и музыкальная классика «Brigadoon» (2 августа – 20 сентября). А ещё — балетный вечер «Dream Ballets» с хореографией от звёзд британской сцены (19–22 июня). И не забудьте про детские шоу, включая «The Enormous Crocodile» по сказке Роальда Даля (15 августа – 7 сентября).
Пятничные вечера в Лондонском зоопарке этим летом — это микс из гастрономии, музыки и природы. С 6 вечера до заката — живая акустика из мюзикла «Король Лев», уличная еда со всего света, коктейли на Penguin Beach и пикантные туры «Naughty Nature» для взрослых (да, фауна умеет удивлять). Билеты от £21.50 — обязательно бронируйте заранее.
📍 ZSL London Zoo 🗓 Каждый пятничный вечер в июне и июле 🔗 londonzoo.org
Музыкальная карта метро от TfL
Transport for London перезапускает культовую схему метро как музыкальную карту. Теперь на линиях — не станции, а музыкальные жанры, культовые песни, новые артисты и легендарные клубы. Это не просто арт — это целая выставка, доступная в цифровом формате в Outernet London. Уникальный способ открыть Лондон через музыку, которая его создала.
📍 Outernet London, рядом с Tottenham Court Road 🗺 tfl.gov.uk
Если вам ближе андеграунд и искусство на грани, обязательно посетите выставку в честь Ли Бауэри — героя лондонской ночной сцены, модели Люсьена Фрейда, модного провокатора и визионера. Его яркий, гротескный и дерзкий мир оживает в галерейных залах благодаря архивным материалам, сценическим образам и работам соратников: от Майкла Кларка до Lady Gaga.
Rooftop Cinema Film Club at sunset for Belt and Braces PR at Bussey Building, Peckham, London, Britain on 23 August 2016.
Встретить закат с бокалом шампанского и фильмом на крыше — идеальный план на летний вечер. Rooftop Film Club в Пекхэме и Стратфорде покажет культовые ленты вроде «Crazy, Stupid, Love», «The Godfather» и даже прямую трансляцию гонки Formula 1. Выбирайте мягкие кресла или лав-сид, берите попкорн и наслаждайтесь видом на город.
Если вам нужен глоток природы и море, всего за пару часов от Лондона вас ждут белоснежные утёсы Seven Sisters — одно из самых драматичных природных зрелищ в Англии. Секрет в том, чтобы начать маршрут от станции Seaford — и пройтись по лёгкому маршруту к Cuckmere Haven, где открываются открыточные виды без утомительных подъёмов.
🚂 Как добраться: поезд с London Victoria до Seaford (с пересадкой в Lewes), ~2 часа 🗺 Подробности маршрута
Выставка Kiefer / Van Gogh в Royal Academy
Выставка Kiefer / Van Gogh в Royal Academy
С 29 июня в Royal Academy of Arts — редкая встреча масштабного и личного. Ансельм Киффер, один из самых влиятельных художников XX–XXI века, впервые показывает, как творчество Ван Гога пронизывает его искусство на протяжении всей карьеры. В экспозиции — новые работы Киффера, которые ещё не выставлялись, и подлинный диалог двух гениев, разделённых временем, но связанных страстью к живописи.
Арт-дуэт Gray Cake (Александр Сереченко и Катя Пряник) работает в области медиаискусства, сочетая культурную традицию с новыми технологиями. Журналист Артур Гранд поговорил с художниками о взаимодействии нью-медиа и науки, хайпе вокруг ИИ, необходимости демократизации технологий — а также о том, что снится машинам.
Медиаискусство часто заходит на территорию науки. У вас тоже есть такие работы, например, «Ропот», которая исследует взаимодействие света и звука с мембранами клеток растений. Многие «физики и лирики» находятся в странном противостоянии друг с другом, но, кажется, нью медиаарт убеждает в том, что союз науки и искусства может быть плодотворным. Как вы выбираете научные темы для своих проектов? Являются ли ученые соавторами работ или они выступают в качестве экспертов/консультантов?
Если мы берем в пример работу «Ропот», то стоит рассказать историю, без которой эта работа не получилась бы. Мы знали из научной литературы, что растения реагируют на свет как на некий «раздражитель». Чтобы провести такой опыт, необходимо специальное оборудование, одно из них — клетка Фарадея. Мы задумали этот проект, но не понимали, где найти ученого, обладающего этим оборудованием и знанием, как провести эксперимент. И однажды Катя случайно разговорилась на улице с мужчиной, вот реально случайно! И рассказала ему эту идею. И он ответил: у меня есть друг-ученый! Держи его контакт! Катя пришла с ним пообщаться, рассказала о проекте, и он, будучи руководителем лаборатории, воодушевленно согласился провести этот опыт, для утоления собственного интереса.
«Ропот», 2022
Так вот, ученые и художники — прекрасный дуэт, способный творить чудеса и объяснять очень сложные вещи художественным языком. С одной стороны это популяризация науки, с другой, в контексте нашего проекта «Ропот» — высказывание о возможности говорить с растениями, или, спекулятивно, перевести их сигналы на человеческие звуки. Конечно же, ученые — соавторы работ.
«Ропот», 2022
А как мы выбираем темы для своих проектов? А они сами собой возникают. Мы смотрим на мир вокруг — он нас интересует. Мы задаем вопросы и ищем ответы в поле художественного высказывания. Наука занимается сложными и необъятными конструкциями, и прицельно смотрит на объект и предмет исследования, а искусство обладает внутренней свободой делать с этим объектом что угодно. Когда эти два мира встречаются, они порождают что-то третье, совершенно волшебное, между наукой и искусством.
В некоторых работах вы сталкиваете машины и сновидения. Сны ассоциируются с чем-то потаенным, бессознательным, мистическим. Кажется, что самый большой страх человека в отношении машин заключается в том, они могут существовать вне формул/рацио и обладать чем-то вроде бессознательного. Какие у вас наблюдения от взаимодействия машинного интеллекта и сновидений и опасаетесь ли вы того, что андроидам могут сниться электроовцы?
В 2021 году Катя писала магистерскую диссертацию, в которой большая часть была посвящена вопросу существования бессознательного у ИИ. Сейчас, кажется, эта тема уже приелась. Однако, если смотреть на обучающие базы данных, мы можем предположить, что генерируемое (изображение, звук, видео, текст и т.д.) это не что-то невероятно новое и доселе неизвестное, а это сублимация данных обучающих наборов. Тем самым, мы предполагаем, что ИИ может служить «зеркалом» современного человека, обученным и основанным на данных человеческого производства. У нас есть работа 2021 года — «Сны машины», в ней мы работали с научной базой данной снов, описанных в тексте. Их было около 24 000. На их основе ИИ придумал новые сюжеты снов, и далее мы превратили эти сны в видео. Получается, что андроидам снятся электроовцы.
Но в целом, для понимания того, что снится машине, мы не очень хорошо понимаем, что такое состояние «бодрствования» для нее. Существуют ли в ее мире такие понятия?
«Сны машины», 2021
Новые технологии находятся сейчас в руках большого бизнеса/технокорпораций и по сути обращены против демократии и большинства людей в мире. Поэтому, например, многие левые скептически к ним относятся. При этом очевидно, что быть технофобом в наши дни — проигрышная позиция. Какие стратегии могут предложить медиахудожники для того, чтобы технологии служили не элитам, а низовым горизонтальным инициативам?
Скептицизм по отношению к технологиям вполне логичен и объясним: на протяжении веков технологии становились основным инструментом доминирования одной группы людей над другой. Иногда даже не инструментом, а всего лишь причиной, но этого хватило для негативной ассоциации. Просто не стоит выкидывать позитивные стороны появления технологий, которые мы привыкли воспринимать за данность.
Создать данность – большая и интересная задача для художника. Смелые, свободные, готовые на иронию, спекуляцию, вызов, абсурд. Что они могут предложить? Ломать технологии, когда-то созданные энтузиастами, а теперь апроприированные корпорациями. Что нужно делать? Возвращать технологии простым людям.
Саша, я видел твой лайв в Ереване, во время которого ты сочетал живую импровизацию (игру на саксофоне) с нейросетями. Если бы ты просто играл на инструменте, то что в его звучании тебе не хватало бы? Почему для тебя важно пропустить звук саксофона через нейросети?
Интересно, что звук именно саксофона я через нейросети тогда не пропускал. Это был голос — неумелый битбокс, который нейросеть обогатила звучанием барабанной установки. Жульничество ради эстетики. Многие музыканты страдают от невозможности воплотить в реальном звучании то, что они представляют у себя в голове, и использование нейросети для расширения возможностей собственного голоса — это вариант частичного решения этой проблемы. Звуковой экзоскелет.
«Другое состояние живого», 2020
ИИ является одним из самых обсуждаемых явлений в современном мире. Вызывает споры его существование практически по всех сферах — юридической, экологической, этической, политической итд. Как вы относитесь к ИИ — это величайший технологический прорыв со времен появления интернета или хайп? Это только инструмент или нечто большее?
Конечно же, это технологический прорыв. Прорыв без хайпа почти никогда не происходит. И происходит он вот прямо сейчас, когда мы пишем эти буквы. Чем он обернется? Хороший вопрос. Надолго ли это? Мы думаем, безвозвратно. Будет ли расти разрыв между простыми людьми и крупными корпорациями? Несомненно, но этот темп зависит в том числе от нас. Пока мы можем пользоваться инструментами ИИ, взламывать их и создавать что-то нетривиальное — надо это делать. Как минимум, это весело.
Какие книги/фильмы/издания о новых технологиях и медиаискусстве вы порекомендуете?
«Археология медиа: о «глубоком времени» аудиовизуальных технологий» Зигфрида Цилински. «Измерять и навязывать. Социальная история искусственного интеллекта»Маттео Пасквинелли. «Artificial Intelligence and Psychoanalysis: A New Alliance»Шерри Теркл.«Machine behaviour» — статья в журнале Nature. У Льва Мановича можно все читать. «Конец индивидуума»Гаспара Кёнига.
Какие медиахудожники вам близки, за чьим творчеством следите?
Нам близки по духу, например, Александр Бренер, группа ДВР, “Куда бегут собаки”. А за художниками, работающими с ИИ мы следим, но выделить будет очень трудно. Ну, пусть это будут — David Young, Jake Elwes, Dries Depoorter, Вадим Эпштейн, Cory Arcangel, Михаил Максимов, Francis Alys и Memo Akten.
Над каким проектом сейчас работаете?
«AI Winter / The Road», 2022–2024
Мы работаем над проектом «AI Winter / The Road». Статичная камера фиксирует вид из окна поезда, движущегося по заснеженной Транссибирской магистрали — длиннейшей железнодорожной линии в России и мире. Этот зимний пейзаж с его меланхолической красотой и разрухой рифмуется с метафорой «зимы искусственного интеллекта» — периода технологического кризиса развития нейросетей.
Центральным элементом проекта становится текст, сгенерированный нейросетевой моделью, подражающей стилю классической русской литературы. Алгоритм, словно«смотрящий»в окно, создает многослойное повествование, где одно пространство описывается через разнообразие отражений русского языка. Этот метод органично соотносит работу с традицией российского концептуального искусства, где текст часто становится ключевым инструментом осмысления пространства и времени.
С 5 июня по 21 сентября 2025 года в самом сердце Парижа, в центральной ротонде музея Bourse de Commerce — Pinault Collection, развернулась новая версия звуковой инсталляции Clinamen(рус.Клинамен) французского художника Селеста Бурсье-Мужено. Это не просто выставка — это живое звуковое полотно, где каждый момент уникален, а каждый звук — результат непредсказуемой хореографии воды и фарфора.
Звук, рожденный хаосом
На первый взгляд всё предельно просто: круглый бассейн диаметром 18 метров, наполненный водой, по которой медленно плывут более двухсот белоснежных фарфоровых чаш. Но стоит лишь задержаться в пространстве дольше нескольких минут, как минималистическая композиция начинает звучать — буквально и метафорически. Пиалы сталкиваются, издают тонкие, мелодичные звуки, формируя каждую секунду новый акустический рисунок. Эта музыка — не результат человеческой дирекции, а плоды естественного течения воды и неуловимых случайностей.
Название Clinamen — прямое отсылание к древнегреческому философу Эпикуру. Так он называл случайное отклонение атома от траектории — феномен, объясняющий свободу воли и появление новизны в упорядоченной системе. Именно эта идея лежит в основе всей художественной практики Бурсье-Мужено: искусство как саморегулирующаяся система, в которой человеческий контроль отступает перед взаимодействием сил природы и материальных объектов.
ХотяClinamen уже экспонировался ранее — в частности, в Бордо (2017), в Центре Помпиду-Мец и Национальной галерее Виктории в Мельбурне — именно парижская версия стала самой масштабной. Инсталляция идеально вписана в архитектурную структуру Bourse de Commerce, преобразованную архитектором Тадао Андо. Купольное пространство и бетонный цилиндр усиливают как звуковой, так и визуальный эффект: отражения неба, вибрации воды и акустические реверберации превращают работу в настоящий планетарий чувств.
Вокруг бассейна установлены скамьи, приглашающие не только смотреть, но и быть — без суеты, без принуждения. Это пространство медленного созерцания и неспешного опыта, где зритель становится участником происходящего. В эпоху переизбытка визуального Clinamen предлагает редкий акт сопротивления — быть в моменте, слушать тишину, замечать случайное.
Материал как метафора
Фарфор и вода — два хрупких, изменчивых материала — символизируют саму сущность работы. Здесь нет возможности повторения, нет двух одинаковых звуков или столкновений. Бурсье-Мужено превращает бытовые предметы в «живые» участники перформанса, наделяя их голосом и способностью к взаимодействию.
Неудивительно, что у многих зрителей работа вызывает ассоциации с живописью Клода Моне — и не только из-за водной глади и медитативной атмосферы. Clinamen — это тоже своего рода кувшинка, но не статичная, а звучащая, не живописная, а объемная, многослойная.
Селест Бурсье-Мужено — фигура уникальная на стыке звука, скульптуры и перформанса. Выпускник Национальной консерватории в Ницце, он начинал как музыкант, но быстро вышел за пределы сценического формата. Среди его знаковых проектов — harmonichaos (1997), где пылесосы играют на губных гармошках, и from here to ear (1999), в котором зяблики, перелетая между гитарами, создают импровизированные мелодии.
В 2015 году Бурсье-Мужено представлял Францию на 56-й Венецианской биеннале. Его работы демонстрировались в крупнейших институциях — от Барбикан-центра в Лондоне до Музея современного искусства в Сан-Франциско. Но именноClinamen, по признанию самого художника, остаётся его «поэтическим манифестом», сочетающим философию, эстетику и звуковое искусство.
Искусство быть рядом
«Я не верю, что искусство способно изменить безумие современного мира, — говорит Бурсье-Мужено, — но если мне выпадает возможность создать работу, я стараюсь сделать её максимально честной».
Céleste Boursier-Mougenot. Photo: Martin Chamberland, La Presse
В Clinamen эта честность ощущается в каждом звуке, в каждом прикосновении фарфора к воде, в каждом взгляде, обращённом в зеркало бассейна.
Парижская версия инсталляции — это приглашение к тишине, к вниманию, к возможности отрешиться от ритмов мегаполиса и услышать, как звучит случайность.
📍 Clinamen доступен к посещению в музее Bourse de Commerce — Pinault Collection в Париже до 21 сентября 2025 года.
Юрий Григорович. Фото: архив «Известия» / Сергей Смирнов
Юрий Григорович ушёл из жизни 19 мая 2025 года в возрасте 98 лет, оставив после себя не просто богатое хореографическое наследие, а целую эпоху в истории русского балета. Для миллионов зрителей он навсегда останется автором «Спартака» — эпического балета о борьбе раба-гладиатора за свободу, впервые поставленного в 1968 году. Но для истории искусства он — реформатор, объединивший силу тела, страсть жеста и драматургическую ясность в танце, способном на равных соперничать с политическим пафосом эпохи.
Ранние годы и становление Юрия Григоровича
Юрий Григорович родился 2 января 1927 года в Ленинграде в семье с цирковыми и балетными корнями. Его мать была танцовщицей, а дядя Георгий Розай — артистом знаменитых «Русских сезонов» Сергея Дягилева. Именно благодаря родственникам по материнской линии с детства у Юрия появилась любовь к танцу: дядя часто рассказывал ему о своём обучении в балетном училище Петербурга и выступлениях в труппе Дягилева.
Это определило выбор дальнейшего пути: он поступил в Ленинградское хореографическое училище (ныне Академия имени Вагановой), где учился у таких мастеров, как Алексей Писарев и Борис Шавров. После окончания училища он был принят в труппу Ленинградского театра оперы и балета (ныне Мариинский театр), где выступал до 1961 года. В этот период Юрий Николаевич исполнял ключевые партии в классических постановках, включая «Князь Игорь», «Бахчисарайский фонтан» и «Каменный цветок».
Уже с ранних лет Григорович соединял в себе семейные традиции и профессиональную школу классического балета, что впоследствии стало основой для его выдающейся карьеры балетмейстера и постановщика.
Танец фей из балета Петра Ильича Чайковского «Спящая красавица» в постановке Ю. Н. Григоровича, 29 октября 1968 года.
От «Спартака» до «Ивана Грозного»
Успех балета «Спартак» (1968) стал отправной точкой для масштабных постановок Юрия Григоровича, в числе которых «Иван Грозный» (1975), «Золотой век» (1982) и ремейки классики — от «Щелкунчика» до «Спящей красавицы».
Главные партии во многих его постановках исполняла Наталия Бессмертнова — муза и супруга маэстро с 1968 года. В 1970-е годы спектакли Григоровича стали символом художественной мощи СССР, успешно гастролируя как на родине, так и за рубежом.
Юрий Николаевич Григорович и Наталия Бессмертнова
В Большом театре он реализовал свои творческие идеи в таких постановках, как «Ромео и Джульетта», «Каменный цветок» и «Легенда о любви». Оригинальная трактовка «Щелкунчика» отличалась философской глубиной и символизмом, в отличие от прежних более «детских» версий.
Особое признание завоевал «Спартак» на музыку Арама Хачатуряна, удостоенный Ленинской премии — одной из высших наград страны. Массовые сцены, гимнастическая мощь мужского танца и чёткое идеологическое противопоставление героев — всё это превратило балет в символ позднесоветской культуры.
Танец здесь стал не иллюстрацией сюжета, а его стержнем. «Это был балет не для рассказа, а для действия», — писали критики. Особенное внимание Григорович уделял мужскому танцу, восстанавливая его значимость наравне с женским, что особенно ценили артисты.
Когда критик The New York Times Клайв Барнс увидел «Спартака» сразу после премьеры, он назвал его «переломным моментом в советском балете». Это было не просто очередное идеологическое зрелище — это был манифест нового физического театра, в котором мужчины больше не были фоном. Их энергия, мужественность, сила — всё это вышло на передний план.
С начала 2000-х годов Григорович вновь тесно сотрудничал с Большим театром в качестве приглашённого хореографа, обновляя классические постановки — «Лебединое озеро», «Раймонда», «Спартак», «Щелкунчик», «Золотой век» и «Легенда о любви». В 2008 году он был утверждён штатным балетмейстером Большого театра, а после масштабной реконструкции главной сцены страны представил обновлённую «Спящую красавицу» — грандиозный триумф мастера.
В 2012 и 2016 годах публике были представлены новые версии «Ивана Грозного» и «Золотого века», а в Мариинском театре состоялась премьера обновлённого «Каменного цветка», приуроченная к юбилеям Сергея Прокофьева и самого Юрия Григоровича.
Постановки Юрия Николаевича высоко ценились в Минске, Новосибирске, Екатеринбурге, Таллине, Париже, Стокгольме, Вене, Риме и Праге. Его знаменитые балеты «Спартак» и «Иван Грозный» были адаптированы для кино: в 1976 году вышел фильм «Спартак», а в 1977-м — «Грозный век», основанный на спектакле.
Взлёты, конфликты, возвращение
Но всё было не так безоблачно. В 1980–1990-х годах в Большом театре начались внутренние конфликты. Критики обвиняли Григоровича в творческом застое и авторитарности, а танцовщики — в отказе от сотрудничества с другими хореографами.
Так, существовало мнение, что Майя Плисецкая очень переживала из-за того, что Юрий Григорович забирал у неё лучшие роли и отдавал их супруге Наталье Бессмертновой. Много лет спустя брат балерины, Азарий Плисецкий, критиковал хореографа за несправедливое отношение к Майе.
— Во Франции на один из ответственных спектаклей он вместо Майи поставил Бессмертнову. Этого она не могла простить. Конфронтация началась с банальной истории, а закончилась настоящей войной… — писал Плисецкий.
Плисецкая обвиняла Григоровича в авторитарном стиле и называла его «миниатюрным Сталиным» за жёсткую дисциплину. В итоге нескольких выдающихся танцовщиков, включая Майю Плисецкую, Владимира Васильева, Екатерину Максимову и даже Наталью Бессмертнову, отстранили от работы. Балетмейстер объяснил свои поступки заботой о физической форме артистов и возрасте танцовщиков.
Yuri Grigorovich, Bolshoi Ballet, Photo by Paul B. Goode. Notice the flooring.
В 1995 году, протестуя против назначения Владимира Васильева художественным руководителем театра, он ушёл. На следующий день труппа отказалась выходить на сцену — беспрецедентный случай в истории Большого.
Тем не менее, в 2000-е он вернулся в театр в качестве хореографа и балетмейстера, продолжая работать до последних дней.
Западные критики нередко называли его стиль «в лоб» и «без нюансов», противопоставляя его работам Джорджа Баланчина. Однако даже самые скептические признавали: страсть и самоотдача артистов Григоровича — подлинное искусство.
Михaил Барышников говорил:«Нравятся ли вам его балеты или нет, имя Григоровича многое значит для советских танцовщиков».
