В ноябре Лондон предлагает насыщенную культурную программу: Иван Ургант выступает на сцене с юмором и импровизацией, Евгений Кисин исполняет Прокофьева и Скрябина с высокой виртуозностью, а Royal Opera House представляет балет, где классическая хореография сочетается с современными интерпретациями.
Делимся подборкой событий, которые точно нельзя пропустить
Театральная легенда Slava’s Snow Show
До 9 ноября в Richmond Theatre и до 23 ноября на Вест-Энде можно увидеть «Снежное шоу». Спектакль, ставший мировой классикой, возвращает то чувство, которое мы обычно связываем с детством: чистое удивление, игру и абсолютную тёплую человеческую эмоцию. Финальная метель – момент, ради которого приходят ещё раз.
Чехов в Лондоне: «Вишнёвый сад» от LinguaPlay-Greenwich
16 ноября в Young Actors Theatre в Ислингтоне – «Вишнёвый сад». Молодой взгляд на текст Чехова, переосмысленный контекст, живое, внимательное чтение классики. Второй показ пройдет 23 ноября – для тех, кто не успеет попасть на премьеру.
17 ноября на сцене Royal Festival Hall выступит Евгений Кисин вместе с Philharmonia Orchestra. Программа соединяет Прокофьева, Скрябина, Рахманинова и Мусоргского – редкая возможность услышать одного из самых влиятельных музыкантов современности в таком масштабном репертуаре.
Живое вечернее шоу: «Живой Ургант» в Indigo at The O2
19 ноября становится одним из самых насыщенных дней месяца. В Indigo at The O2 пройдёт «Живой Ургант» – впервые в Лондоне. Формат – живое вечернее шоу на грани концерта, сатиры и импровизации. В тот же вечер в Wigmore Hall – выступление Алины Ибрагимовой и Cédric Tiberghien: три сонаты Бетховена, камерная концентрация, идеальная акустика и исполнение, в котором слышна каждая тень эмоции.
Камерная классика в Wigmore Hall: Алина Ибрагимова и Cédric Tiberghien
Камерная классика в Wigmore Hall: Алина Ибрагимова и Cédric Tiberghien В тот же вечер, 19 ноября, в Wigmore Hall – три сонаты Бетховена. Камерная концентрация, идеальная акустика и исполнение, в котором слышна каждая тень эмоции.
Групповая выставка The Last Train в Peckham Rye Station
С 19 по 22 ноября – выставка в The Old Waiting Room. Пространство бывшего вокзала усиливает тему пути: между отправлением и ожиданием, прошлым и будущим. Проект о перемещении, адаптации, памяти и внутренней свободе.
Пятнадцать современных художников, живущих в Великобритании, через скульптуру, живопись, инсталляции и фотографию переосмысляют личные истории эмиграции, утраты дома и поиска устойчивости, создавая многоголосое высказывание о памяти, адаптации и идентичности.
Балетный триптих в Royal Opera House: Balanchine, Marston, Peck
До 2 декабря в Royal Opera House идёт программа Perspectives, объединяющая работы Баланчина, Кати Марстон и Джастина Пека. Это редкий шанс увидеть в одном вечере наследие балетной классики, новую европейскую чувствительность и энергетику хореографии XXI века.
Выставка «Ukrainian Diary»: ретроспектива Бориса Михайлова
Выставка «Ukrainian Diary» – первая крупная ретроспектива Бориса Михайлова в Великобритании, одного из самых влиятельных современных художников Восточной Европы. Более пятидесяти лет он исследует социальные и политические темы через экспериментальную фотографию, документальные и концептуальные проекты, живопись и перформанс. Экспозиция объединяет более двадцати ключевых серий, отражающих исторические и личные перемены в Украине, и приобретает особую актуальность в контексте современных событий.
Спорт — это не просто набор физических упражнений. Это язык тела, который рассказывает истории о победах и поражениях, напряжении и лёгкости, красоте и силе.
Этой осенью в Москве современное искусство и спорт встретятся в масштабном проекте. ArtПатруль, Omelchenko Gallery и Молодёжный образовательный центр «Спортэкс» объявляют открытый приём заявок на участие в выставке «Спорт сквозь время», которая пройдёт с 30 октября по 9 ноября 2025 года.
Проект приглашает художников, дизайнеров, медиаартистов и перформеров всех уровней — от признанных авторов до начинающих — взглянуть на спорт как на источник художественного высказывания.
К участию принимаются работы в любых медиа: живопись, графика, скульптура, инсталляции, видео-арт, цифровые проекты, перформансы и другие современные форматы.
Организаторы предлагают авторам раскрыть одну или несколько тематических линий:
Античность и классика – гармония телесности и духа, неоклассическая пластика, образы древнегреческих атлетов. Индустриальная эпоха – спорт как символ силы, коллективизма и прогресса XX века. Уличная культура и экстрим – энергия паркура, скейтбординга, брейк-данса и граффити как художественного жеста. Цифровое будущее – киберспорт, VR-перформансы, технологичные формы движения.
Участие открыто для всех возрастов. Чтобы подать заявку, необходимо:
Опубликовать работу в соцсетях (VK или Telegram) с хештегами #ARTпатрульсквозьспорт #спортсквозьвремя #Росмолодежь.
В сентябре 2025 года Barbican Centre представил Dirty Looks: Desire and Decay in Fashion, выставку, которая полностью переосмысливает привычные стандарты моды. Здесь нет стерильного глянца или идеально выглаженных тканей: грязь, пятна, потертости и следы времени становятся художественным языком, через который дизайнеры выражают протест, философию и экологическую позицию.
Экспозиция занимает двенадцать залов, каждый из которых продуман как самостоятельное пространство с собственной атмосферой. Hussein Chalayan демонстрирует коллекцию, где одежда была буквально зарыта в землю, а затем извлечена — ткани сохранили следы разложения, а форма одежды будто «вытекла» из самой земли. Vivienne Westwood использует пятна и искусственные повреждения как социальный комментарий: её работы — акт протеста против глянцевой и потребительской моды. Maison Margiela и Alexander McQueen превращают разрушение в эстетический приём: ткани порваны, окрашены, смяты, создавая эффект одежды, прожившей несколько жизней.
Credit: Elena Velez, Spring/Summer 2024 presentation. The Longhouse. Photo by Jonas Gustavsson for The Washington Post via Getty Images
Особый интерес вызывают работы молодых дизайнеров. Elena Velez сочетает апсайклинг с театрализованными формами — платья и куртки выглядят как скульптурные объекты, где каждая складка и пятно имеют смысл. IAMISIGO исследует урбанистическую эстетику: джинсы и верхняя одежда, обработанные химическими и физическими способами, кажутся живыми, словно впитали следы города, загрязнения и истории людей, которые их носили.
Отдельного внимания заслуживают экспонаты, связанные с поп-культурой. Среди них — персонализированные резиновые сапоги Hunter Кейт Мосс, которые стоят в витрине, как символ уникальности и персонализации в мире, где вещи быстро теряют ценность.
Dirty Looks не просто демонстрирует одежду – она превращает галерею в пространство размышлений о времени, теле, потреблении и устойчивости. Каждый предмет подчеркивает материальность, историю и жизненный цикл вещей. Пятна, рваные края, следы носки — это не случайность, а часть художественной концепции, заставляющей зрителя задуматься о том, что мы считаем красивым, почему идеалы чистоты и совершенства доминируют в массовой культуре и как несовершенство может стать новой эстетикой.
Почему стоит идти? Потому что выставка предлагает уникальный опыт: вы не просто смотрите на одежду, вы ощущаете её историю, прикосновения к времени, к материалу, к человеческому телу. Это возможность увидеть моду как форму искусства, где разрушение, загрязнение и износ становятся языком выражения, а не недостатком.
Credit: Maison Margiela, Menswear Spring/Summer 2005. Photograph by Ellen Sampson.
Выставка продлится до 25 января 2026 года. Это шанс увидеть моду с другой стороны – как динамичное пространство между искусством, телесностью и экологическим сознанием.
Мы привыкли встречать Kusmi Tea на полках концепт-сторов, в парижских лавках и аэропортовых duty free. Круглые жестяные банки с золотистым орнаментом и лаконичным логотипом кажутся созданными для современного lifestyle — эстетичного, здорового, чуть театрального. Но за этой изящной картинкой стоит удивительная история, начавшаяся далеко от Парижа — в Санкт-Петербурге XIX века, в эпоху, когда чай был не просто напитком, а культурным символом.
Фото в газете «Наш мир» (издавалась в Берлине) №12, 1924
В 1867 году купец Павел Михайлович Кузмичёв открыл в Петербурге торговый дом «Кузмичёв с сыновьями». Уже тогда его имя стало известно среди тех, кто ценил не только вкус, но и статус. Чай Кузмичёва появлялся на светских приёмах и дипломатических банкетах, а фирменные купажи создавались по тщательно охраняемым рецептам: отборный китайский и индийский чай дополняли пряная гвоздика, цитрусовая цедра и травы.
Чайница Товарищества П.М.Кузмичёв с Сыновьями, 1920-е
Особая гордость — купаж «Князь Владимир», выпущенный к 900-летию крещения Руси. Он олицетворял не только мастерство блендинга, но и идею национального торжества. К началу XX века сеть Кузмичёва охватывала Петербург, Москву и Киев. А в 1907 году его сын Вячеслав отправился в Лондон, чайную столицу Европы, где открыл филиал и создал новые смеси — «Виндзор» и «Виктория» — уже с оглядкой на британские вкусы.
Реклама в газете «Наш мир» (издавалась в Берлине) №12, 1924
Но грянула революция. В 1917-м семья была вынуждена покинуть Россию, увозя с собой рецепты, опыт и память о «чайной империи». После Октябрьской революции и начала Гражданской войны П. М. Кузьмичёв вместе с семьёй эмигрировал во Францию, где открыл чайную лавку Kusmi-Thé. Для семьи это предприятие стало не просто источником дохода, а символом сохранения привычного уклада и связи с прошлым. Российская часть бизнеса осталась в прошлом, но благодаря заранее созданным зарубежным филиалам дело удалось уберечь от полного исчезновения.
Чтобы завоевать новую аудиторию, фамилию Кузьмичёв в названии бренда слегка преобразовали — так родилось более лаконичное и благозвучное для европейского слухаKusmi. Однако суть осталась прежней: тот же чай, что некогда ценился в России, теперь находил отклик у русской эмиграции. Париж стал новым домом. На авеню Ньель, неподалёку от Триумфальной арки, открылся магазин «Kusmi-Thé». Для русской эмиграции это было место, где вкус чая возвращал их в Петербург; для парижан — экзотика с оттенком императорской роскоши. Белоэмигранты стали первыми и самыми преданными клиентамиKusmi, ведь этот вкус был для них не просто напитком, а частью памяти об имперской России, о доме, который они утратили, но продолжали хранить в сердце.
На прейскуранте-открытке Товарищества П. М. Кузмичёва с Сыновьями, напечатанном в Париже (предположительно после 1917 года), рекламный слоган: «Особый дом дегустации и продажи русских чаев, не имеющих себе равных по особому вкусу, исключительной чистоте и изысканности. Дом предлагает чай того же известного качества, что и тот, который продавался в России».
На лицевой стороне прейскуранта-открытки размещена репродукция картины Константина Маковского «Алексеич». Полотно было приобретено П. М. Третьяковым у автора в 1882 году. По воспоминаниям сына художника, искусствоведа и художественного критика Сергея Маковского, на картине изображён один из характерных московских «типов»: «Старый слуга отца Алексеич, маленький, щуплый, сморщенный, с серебряной серьгой в ухе. „Алексеич“ служил ещё в доме отца художника – Е. И. Маковского». В постоянной экспозиции Третьяковской галереи работа отсутствует, так как регулярно экспонируется на временных выставках.
После Второй мировой чайный дом постепенно угасал. В середине XX века бренд почти исчез, превратившись в тихое воспоминание. Всё изменилось в 2003 году, когда братья Сильвен и Клод Ореби, торговцы кофе, купили его за полмиллиона евро. Они вдохнули в Kusmi Tea новую жизнь: сохранили легендарные русские купажи, добавили зелёные и жасминовые чаи из Китая, Индии и Японии, ввели модную линейку Detox, а дизайн упаковки сделали ярким и узнаваемым, но с сохранением барочного орнамента.
Kusmi Tea — Marchand — Versailles Commerces
Сегодня Kusmi Tea — это десятки бутиков по всему миру, включая Лондон, Нью-Йорк, Сеул и Москву. Более 40% продаж приходится на зарубежные рынки. Но, сколько бы времени ни прошло, в каждой банке этого чая живёт история: о купце, который сумел превратить петербургский чайный дом в бренд с мировым именем, и о том, как вкус может стать мостом между культурами и эпохами.
Интересные факты о Kusmi Tea:
Русское наследие на парижских банках Даже в XXI веке на многих купажах Kusmi Tea можно увидеть кириллические надписи — дань петербургскому происхождению бренда.
Фирменный купаж “Князь Владимир” жив до сих пор Рецепт, созданный в 1888 году к 900-летию крещения Руси, сегодня продаётся в почти неизменном виде, сочетая чёрный чай, цитрусовые корки и пряности.
Парижская “чайная арка” Первый магазин Kusmi-Thé во Франции открылся всего в нескольких минутах ходьбы от Триумфальной арки — место было выбрано как символ новой жизни и статуса.
Спасение бренда стоило меньше парижской квартиры Когда братья Ореби купили Kusmi Tea в 2003 году, цена сделки — €500 000 — была меньше средней стоимости квартиры в центре Парижа.
Detox стал феноменом Запущенная в 2006 году линейка Detox принесла бренду молодую аудиторию и увеличила продажи в несколько раз — маркетинговый успех, который превратил чай в lifestyle-атрибут.
Возвращение в Россию В начале 2010-х Kusmi Tea открыл бутики в Москве и Петербурге — спустя почти век после эмиграции Кузмичёвых бренд вернулся на родину.
Birkin backstage while starring in Graham Greene’s play Carving a Statue in 1964 Photograph: Mirrorpix/Getty Images
16 июля 2023 года не стало Джейн Биркин — актрисы, певицы, активистки, которая стала символом Франции, несмотря на то что так и не получила французское гражданство. Её смерть стала не просто уходом знаменитости, но окончанием целой культурной эпохи, в которой личная свобода, искренность и творческая независимость значили больше, чем мода и глянец.
Она родилась в Лондоне, но именно Париж сделал её легендой. На рубеже 1960–70-х годов она превратилась в новую парижанку — хрупкую, с небрежно уложенными волосами, в мужской рубашке и без капли косметики. Образ, ставший эталоном женственности на десятилетия вперёд, рождался не в студии стилиста, а в подлинности. Как позже признавалась сама Биркин, она всегда чувствовала себя немного лишней и именно это ощущение «несвоевременности» делало её узнаваемой:
«Я была англичанкой, и этого было достаточно, чтобы выглядеть свежо на фоне французских женщин».
David Hemmings, Jane Birkin, and Gillian Hills in Michelangelo Antonioni’s Blow-Up, 1966 Photograph: Bridge Films/Allstar
В её жизни не было канонических сценариев. Первый и единственный официальный брак — с британским композитором Джоном Барри, от которого у неё родилась дочь Кейт. Вскоре после развода Биркин переехала во Францию и встретила Сержа Генсбура. Их отношения были бурными, сложными, творчески плодотворными. Они стали символом богемной Франции, сплавом музыки, скандала и страсти. Но даже после расставания она называла Генсбура своей судьбой. Позже она родила ещё одну дочь — от режиссёра Жака Дойлона — и осталась одна, но не одинока. В обществе, где личная жизнь женщины часто становится объектом осуждения, Биркин умела не оправдываться.
Она говорила: «Я родила ребёнка и не вышла замуж. Это был мой выбор. Я не хотела жалости. И не получила её — только зависть».
Birkin with her partner French singer-songwriter Serge Gainsbourg in Paris in 1969 Photograph: Jacques Haillot/Sygma via Getty ImagesBirkin and Gainsbourg at the Cannes film festival, 1969 Photograph: Sipa Press/Rex/Shutterstock
Её голос — полушёпот, с налётом англоязычного акцента — стал узнаваемым так же, как и её внешность. Песня «Je t’aime… moi non plus», записанная вместе с Генсбуром, была запрещена Ватиканом и многими радиостанциями. Но именно она превратила Биркин в анти-икону — женщину, осмелившуюся говорить о сексе, любви и телесности без стыда. Позже она вспоминала: «Это не была провокация. Я просто была собой».
Джейн Биркин не только вдохновляла художников и режиссёров, но и сама активно формировала общественную повестку. Она критиковала российскую власть, протестовала против войны в Чечне, выступала против смертной казни, защищала мигрантов и ездила с гуманитарными миссиями в Боснию, Руанду, Израиль. Она не боялась быть неудобной — ни для правительства, ни для публики. Сцену она использовала не для аплодисментов, а для действия.
Birkin with her ‘Birkin’ bag in 2008, photographed for the Guardian interview Portrait of the artist Photograph: Sarah Lee/the Guardian
В июле 2025 года в Париже была продана её личная сумка Hermès Birkin, созданная в 1984 году специально по её просьбе. Этот предмет стал не просто аксессуаром, а частью её личности. Биркин носила свою сумку как дневник: с царапинами, наклейками, брелоками, в которой хранились письма, лекарства и даже сигареты. Её Birkin не была символом статуса — наоборот, она разрушала саму идею роскоши как недоступности. Сумку продали на аукционе за 110 000 евро — и это не просто цена за моду, а за подлинность.
Jane Birkin’s Hermès ‘Birkin’ bag on view during the Bags: Inside Out exhibition at Victoria and Albert museum in 2020 Photograph: Tristan Fewings/Getty Images
Джейн Биркин никогда не нуждалась в стилистах и пресс-службах. Её не продвигали, её просто любили. Она стала самой известной парижанкой, оставаясь при этом англичанкой. В одном из интервью она призналась: «Когда у тебя ничего не осталось — надень шёлковое бельё и начни читать Пруста». В этой фразе — вся Биркин: эстетика как форма сопротивления, утонченность как способ не сломаться.
Сегодня, спустя два года после её смерти, становится очевидно: Джейн Биркин — не просто культурная фигура. Это явление. Это образ жизни, в котором не было ни единой фальши. Это голос, который продолжает звучать в музыке, кинематографе, моде и в сердцах тех, кто верит, что свобода — это тоже искусство.
Birkin on the ZDF music show Liedercircus in 1977, on which she guest starred with Serge Gainsbourg to perform Je T’Aime … Moi Non Plus Photograph: United Archives GmbH/AlamyBirkin shopping in Paris, 1970 Photograph: Mirrorpix/Getty Images
