«Кобальтовая сетка» — от блокады Ленинграда до гламура Нью-Йорка

Узор «Кобальтовая сетка» — один из самых узнаваемых символов Императорского фарфорового завода. В 1958 году он был отмечен золотой медалью на Всемирной выставке в Брюсселе, а сегодня украшает сервизы, тарелки и вазы, став частью визуальной памяти о доме, семье и празднике. Однако за этим элегантным орнаментом стоит трагическая история. Его автор, художница Анна Адамовна Яцкевич, провела всю блокаду в Ленинграде. Перекрёстные линии — это образ ночного неба, рассечённого лучами прожекторов, и крестов на окнах, защищавших от взрывной волны.

«Кобальтовая сетка» стала не только декоративным мотивом, но и символом памяти о пережитом.

История узора: от элитного сервиза к массовому символу

Рисунок «Кобальтовая сетка» был создан в мае–июне 1944 года в Ленинграде, который только начинал оживать после снятия блокады. Его автор — художница Анна Яцкевич (1904–1952), одна из ведущих мастериц ленинградской школы декоративно-прикладного искусства. В этот период на Императорском фарфоровом заводе (тогда — ЛФЗ) вновь заработала творческая лаборатория под руководством Николая Михайловича Суетина. Яцкевич, остававшаяся на заводе на казарменном положении на протяжении всей войны, стала первым и единственным художником, кто не покидал лабораторию в блокадные годы.

Работая с кобальтовыми красками, она искала выразительный графический мотив, подходящий к новой форме чайной пары «Тюльпан», разработанной Серафимой Яковлевой. Форма отсылала к силуэтам елизаветинской эпохи и требовала тонкой, торжественной росписи. Первые попытки перенести идею рисунка на фарфор при помощи карандаша оказались неудачными — кобальт ложился неровно. Тогда художница взяла кисть и вручную нанесла пересекающиеся под углом диагональные линии, дополнив их золотыми точками. Именно так появилась «Кобальтовая сетка» — лаконичный, но изысканный орнамент, соединивший в себе строгость и световую игру.

Этот образ раскрывает поэтику послевоенного искусства, в котором декоративное начиналось с глубокого внутреннего содержания. Диагонали «Сетки» напоминали либо лучи прожекторов, рассекших небо блокадного города, либо кресты на окнах, заклеенных бумажными полосками во имя спасения. В этой росписи — память о пережитом и одновременно жест художника, настаивающего на праве красоты и света даже в послевоенной реальности.

Анна Яцкевич получила орден Красной Звезды за создание «Кобальтовой сетки», но в первые годы после войны её строгие, сдержанные чашки с синим графичным узором не стали популярными. Люди, уставшие от лишений, предпочитали покупать яркую, красочную посуду — с цветами и праздничными узорами, которые напоминали о мире и возвращали ощущение радости.

К сожалению, сама Анна не дожила до дня, когда разработанная ей роспись стала известной и одной из самых любимых, она скончалась в 1952 году. И только 1958 году орнамент получил международное признание — золотую медаль на Всемирной выставке в Брюсселе. С тех пор он тиражируется на сервизах, вазах и декоративных тарелках, оставаясь актуальным и узнаваемым на протяжении десятилетий. Как и сама Яцкевич, чьё имя сегодня возвращается в культурную память, «Сетка» оказалась вне времени — выдержанная, живая, устойчивая к любым историческим бурям.

В 2025 году «Кобальтовой сетке» исполняется 81 год, а её создательнице — Анне Яцкевич — 121.

Символика цвета и формы

Что же кроется за перекрестьями «Кобальтовой сетки»? Среди ленинградцев и петербуржцев бытует легенда: этот орнамент родился под влиянием трагического опыта блокады. Его диагонали напоминают заклеенные крест-накрест окна или лучи противовоздушных прожекторов, прорезавших небо военного Ленинграда. Анна Яцкевич действительно провела все девятьсот дней блокады в городе, и трагические события личной жизни — потеря матери и сестры — могли воплотиться в декоративной системе, ставшей памятником стойкости и памяти.

Тем не менее, наиболее достоверной исследователи считают другую версию — эстетическую, глубоко профессиональную. Известно, что Анна Яцкевич тщательно изучала архивы ЛФЗ и активно работала с историческим наследием завода. В «Кобальтовой сетке» читаются реминисценции орнамента сервиза «Собственный», созданного ещё в середине XVIII века для императрицы Елизаветы Петровны Дмитрием Виноградовым — основоположником отечественного фарфора. Таким образом, «Сетка» — это не просто авторский жест, а диалог с традицией, осмысленный через художественные приёмы XX века.

Цветовая палитра узора также наполнена смыслом. Глубокий синий (кобальт) отсылает к идеям вечности и монументальности, золото — к имперскому величию. Эти два цвета — знаки уважения к классике, но поданные через строгость геометрии, характерной для советской эпохи. Визуально «Сетка» напоминает огранённое стекло — по задумке Яцкевич, «движение света и воздуха, как в хрустальной люстре». На фарфоре эта идея получила мягкое, почти музыкальное воплощение.

Роспись всегда выполнялась вручную, кистью, что придавало каждой чашке, блюду или вазе индивидуальность. Однако с конца XX века завод частично перешёл на деколь — переводную технологию нанесения рисунка, удешевляющую производство. Результат более доступен, но коллекционеры неизменно отдают предпочтение ручной росписи за её живую текстуру и душевность.

Со временем появились вариации орнамента: «Сетка Блюз» в красном, «Сетка Джаз» — в золотом, а также «Платиновая сетка». Все они создаются исключительно методом деколи и трактуют мотив как стилизованный знак, а не живую традицию. Тем не менее, они свидетельствуют о влиянии «Сетки» на последующие поколения художников.

Сегодня «Кобальтовая сетка» живёт не только на форме «Тюльпан», для которой она создавалась. Её можно увидеть более чем на ста видах изделий: от чайных и столовых сервизов до пасхальных яиц, подсвечников и ваз. За десятилетия она не утратила своей актуальности, превратившись в культурный код, в котором соединились память, форма и свет.

В культуре и восприятии

В настоящее время фарфор с «Кобальтовой сеткой» встречается повсюду — от кухонных полок в обычных квартирах до частных коллекций мировых лидеров: Владимира Путина, Дмитрия Медведева, семьи Кеннеди и Барака Обамы. Его узнаваемый орнамент давно вышел за пределы музейной витрины, став элементом глобального визуального кода.

«Кобальтовая сетка» также появлялась в кино, например, в фильме Георгия Данелия «Осенний марафон» (1979) — сервиз с таким узором был на столе у семейства Бузыкиных.

Особенно символичным стало появление чашки с этим узором в пятом сезоне сериала «И просто так» (And Just Like That): героиня Кэрри Брэдшоу, воплощение нью-йоркского гламура и постфеминистской свободы, пьёт кофе из фарфора с «Кобальтовой сеткой». Этот едва заметный, но выразительный кадр показал, как предмет, рожденный в блокадном Ленинграде 1940-х, оказался в эстетике начала XXI века — на границе между винтажем и утончённой роскошью.

Кэрри, как и её образ, — культурный коллаж, где смешаны ностальгия, high fashion и изящные детали. В этом контексте чашка из советского фарфора не выглядит случайной или ироничной: напротив, она становится эстетическим акцентом, выражающим идею постмодернистской утончённости, где «аристократический утилитаризм» советского искусства обретает новое прочтение.