В перформативной и инсталляционной практике Оли Елисеевой личное и коллективное неизменно переплетаются. Её работы — это не просто художественные высказывания, а опыт, прожитый телом, памятью, ритмом внутреннего поиска. В своём искусстве она соединяет форму ритуала, фрагменты архивной и культурной памяти, элементы перформанса и сакрального искусства, актуализируя постсоветскую травму, миграцию и женское — как источник силы и трансформации.
Художница работает на стыке медиа: от видеоарта и текстиля до site-specific инсталляций и телесных перформансов. Её работы можно воспринимать как личные хроники, вписанные в политический и духовный ландшафт, где каждый объект несёт не только визуальную силу, но и терапевтическую энергию. В этом смысле практика Елисеевой созвучна Анне Мендьете — в их работах природа, тело и ритуал сливаются в интуитивные акты возвращения к корням.
Однако в творчестве Оли Елисеевой личное всегда оказывается встроенным в более широкую ткань — в коллективную память, в движение временных и человеческих потоков, которые, даже оставаясь невидимыми, формируют наши тела и выборы. Художественный жест становится здесь актом восстановления связи с этим текучим, но плотным полем общей истории, общей травмы, общего стремления к освобождению.
В инсталляции «Поиск спокойствия» (2024) Елисеева создаёт сакральное пространство, в котором зритель становится не просто наблюдателем, а соучастником. В тёмной каменной комнате, освещённой лишь тёплым светом свечей, разворачивается перформативный ритуал очищения и восстановления. На полу нарисованные солью, образуются сложные узоры. Соль становится здесь проводником: символом памяти, защиты, изгнания, оберега. Внутри узоров — круги, в которые можно войти, словно в тихие персональные святилища. Это не просто геометрия — это психогеография покоя, возможность остановки в вихре времени.
Цепи, ниспадающие с потолка, не сковывают — они теряют прежнюю власть. Это остатки былых оков, теперь — следы освобождения. Их соприкосновение с соляными линиями рождает медитативный рисунок: от напряжения — к отпусканию, от удержания — к возвращению себе.
Свечи по периметру и внутри узоров превращают пространство в живой алтарь. Здесь возможен диалог с телом, с прошлым, с духом. Ритуальная логика работ Оли Елисеевой напоминает не только Мендьету, но и Мари́ну Абрамович времён Balkan Baroque, где страдание и очищение становятся частью сакрального жеста. Однако у художницы й ритуал мягче, он не требует жертвоприношений — он предлагает осмысление и принятие.
«Поиск спокойствия» — это не просто инсталляция, а состояние. Это пространство, где зритель может на мгновение замедлиться, оказаться внутри круга, прислушаться к себе. Здесь не даются ответы, но предлагается возможность задать вопросы, которых мы обычно избегаем. Какой путь ведёт к внутреннему покою? Что нас сковывает, а что — уже отпущено?
Визуальный язык Елисеевой продолжает формироваться через её кураторскую деятельность. Её художественная практика неразрывно переплетена с построением устойчивых связей и пространств, которые она создаёт для других художников. Она — основательница Sisters Room Artist Run Space в Тбилиси, а также двух международных резиденций: Castello Art Residency в Италии и 11.12 Art Residency на Мальте. Эти инициативы не только поддерживают художников, оказавшихся в уязвимом положении из-за войн или политических обстоятельств, но и формируют сеть взаимопомощи, доверия и художественного обмена. Каждый из проектов становится продолжением её авторского высказывания: о свободе, заботе и праве на личное пространство.
В этом смысле художница создаёт не просто искусство — она создает ландшафт альтернативного пространства, где искусство становится домом, убежищем и голосом.
«Поиск спокойствия» (2024) был реализован в рамках выставки в Art Kvartal Yerevan — самоорганизованном художественном пространстве, созданном силами художников в старом винном погребе в центре Еревана.
Само место стало важной частью инсталляции: его каменные стены, прохлада и тишина усилили ощущение погружения в сакральное и вне-временное. Этот контекст придал проекту особую материальность — как будто сама почва, напитанная вином и временем, стала соавтором ритуала.